Демон всяческой заразы. От простуды до проказы, по отдельности и сразу. Принимаются заказы))
Совесть, когтистый зверь, скребущий сердце.
Азирис XXII не знал, да и не мог знать этих строк, но, если бы знал, совершенно точно согласился бы с ними. Только уточнил бы, что у каждого свой зверь-совесть.
Его совестью была рысь. Небольшой изящный зверь со стальными когтями - о, эти когти причиняют нестерпимую боль, вонзаясь в без того измученную душу... Но даже к этой боли можно привыкнуть.
Рысь с мягкой пушистой шерстью, отливающей золотом. И с удивительными темно-зелеными глазами.
Днем хищница засыпала - и тогда он забывал о ней. Рысь пробуждалась ближе к ночи - тенью скользила вокруг, вскакивала на постель жертвы, вставала на грудь, перенося всю тяжесть тела на передние лапы. Выпускала когти. Пытливо смотрела в глаза...
Правда, был один человек, которого она, кажется, боялась. Доринка. Во всяком случае, совесть-рысь отступала, услышав мягкий голос этой женщины, увидев ее...
Однако скоро привыкла. Приходила, не особо стесняясь, укладывалась в углу, наблюдала. А однажды, лежа без сна на грубо сколоченной кровати, Азирис нечаянно бросил взгляд за плечо спящей любимой... и к ужасу своему увидел насмешливые темно-зеленые глаза. Рысь ухмылялась.
Словно насмехалась над его любовью.
Любовь... да любовь ли это? Что вообще связывает их столько времени, кроме любовных утех? - и, будучи с самим собой предельно честным, Его Величество отвечал сам себе: ничего. Почему же тогда... Юношеская влюбленность? А после невозможность получить желаемое? Да, возможно. А сейчас - вот она, желанная, стоит только руку протянуть... а радости нет. Проклятая хищница ухмыляется из своего угла, обнажая длинные клыки.
Утром он отбросил эти мысли, как ночной бред...
Но наступила ночь, и король направился не в каморку судомойки, а в усыпальницу.
Засушенные мертвецы лежат в своих каменных гробах; их прах никто не потревожит - мало кому под силу поднять тяжелые каменные плиты, украшенные к тому же статуями. Мраморные изображения погребенных, мертвецы вдвойне.
Ближе ко входу несколько пустых еще каменных гробов... и самое недавнее захоронение.
Элладора.
Ее изображение прекрасно... но сейчас лучше бы забальзамированный мертвец. Он мягче. Его руки приятнее коснуться, чем каменных пальцев статуи.
Мертвец когда-то был человеком. Можно хотя бы представить, что он слышит. Мрамор глух.
- Прости меня.
Прости за все. А ведь я мог хотя бы попытаться полюбить тебя. У нас было общее дело, нам бывало интересно вместе - и все могло бы сложиться иначе. Если бы я не гонялся за миражом. Если бы ты не устала ждать. Если бы мы сделали хоть несколько шагов навстречу друг другу... Если бы родился наш младший сын.
- Прости...
Мрамор глух. А мертвая, наверное, услышала бы.
Азирис XXII не знал, да и не мог знать этих строк, но, если бы знал, совершенно точно согласился бы с ними. Только уточнил бы, что у каждого свой зверь-совесть.
Его совестью была рысь. Небольшой изящный зверь со стальными когтями - о, эти когти причиняют нестерпимую боль, вонзаясь в без того измученную душу... Но даже к этой боли можно привыкнуть.
Рысь с мягкой пушистой шерстью, отливающей золотом. И с удивительными темно-зелеными глазами.
Днем хищница засыпала - и тогда он забывал о ней. Рысь пробуждалась ближе к ночи - тенью скользила вокруг, вскакивала на постель жертвы, вставала на грудь, перенося всю тяжесть тела на передние лапы. Выпускала когти. Пытливо смотрела в глаза...
Правда, был один человек, которого она, кажется, боялась. Доринка. Во всяком случае, совесть-рысь отступала, услышав мягкий голос этой женщины, увидев ее...
Однако скоро привыкла. Приходила, не особо стесняясь, укладывалась в углу, наблюдала. А однажды, лежа без сна на грубо сколоченной кровати, Азирис нечаянно бросил взгляд за плечо спящей любимой... и к ужасу своему увидел насмешливые темно-зеленые глаза. Рысь ухмылялась.
Словно насмехалась над его любовью.
Любовь... да любовь ли это? Что вообще связывает их столько времени, кроме любовных утех? - и, будучи с самим собой предельно честным, Его Величество отвечал сам себе: ничего. Почему же тогда... Юношеская влюбленность? А после невозможность получить желаемое? Да, возможно. А сейчас - вот она, желанная, стоит только руку протянуть... а радости нет. Проклятая хищница ухмыляется из своего угла, обнажая длинные клыки.
Утром он отбросил эти мысли, как ночной бред...
Но наступила ночь, и король направился не в каморку судомойки, а в усыпальницу.
Засушенные мертвецы лежат в своих каменных гробах; их прах никто не потревожит - мало кому под силу поднять тяжелые каменные плиты, украшенные к тому же статуями. Мраморные изображения погребенных, мертвецы вдвойне.
Ближе ко входу несколько пустых еще каменных гробов... и самое недавнее захоронение.
Элладора.
Ее изображение прекрасно... но сейчас лучше бы забальзамированный мертвец. Он мягче. Его руки приятнее коснуться, чем каменных пальцев статуи.
Мертвец когда-то был человеком. Можно хотя бы представить, что он слышит. Мрамор глух.
- Прости меня.
Прости за все. А ведь я мог хотя бы попытаться полюбить тебя. У нас было общее дело, нам бывало интересно вместе - и все могло бы сложиться иначе. Если бы я не гонялся за миражом. Если бы ты не устала ждать. Если бы мы сделали хоть несколько шагов навстречу друг другу... Если бы родился наш младший сын.
- Прости...
Мрамор глух. А мертвая, наверное, услышала бы.
-
-
31.08.2011 в 22:20-
-
31.08.2011 в 22:31